Обоснуй помер при вашем зачатии, говорите?..Дождь за окном лил уже давно, и косые струи, с силой ударяясь в оконное стекло, стекали крупными каплями и широкими струйками вниз по скользкому от воды кирпичу, по припухшим от сырости деревянным оконным рамам, капали с кованых вензелей фонаря, подвешенного над крыльцом, водяными горошинами, гулко вырывались потоком из водосточной трубы на блестящий асфальт и текли, текли, текли… По асфальту, вниз по улице – быстро, шумно, заставляя улицу в неловком свете фонарей масляно блестеть и казаться отлитой из воска. Из воска, который вдруг нагрели так сильно, что он из матового стал прозрачным и потек, потек быстро застывающими на холоде слезами…
Небо плакало, и женщине, сидящей в кресле спиной к окну, казалось, что природа, более чувствительная к моменту, чем она, одинокая хозяйка этого дома, взялась оплакивать ушедшего много лет назад за двоих. За много лет сразу. А вот она, сидящая под крышей в теплом доме, не может выдавить из себя ни одной слезинки. Такой уж родилась – держащей все в себе, переживающей внутри все до последней капли… А её считают холодной. Холодной, расчетливой, аккуратной в мелочах… Чистейшей Логикой.
Логика усмехнулась невесело своим мыслям и закуталась поплотнее в теплую шаль. Поленья в камине давно уже сгорели, но она никак не может решиться встать и подбросить новых: ровно до этого часа сего числа и сего месяца, много-много лет назад, это делал её муж. Всегда – только он. Давать тепло – мужское дело, говорил он. Женское – поддерживать это тепло.
Первая за много-много лет слезинка робко скользнула по теплой щеке, оставляя влажную дорожку. Логика застыла на долгое мгновение, привычно анализируя пришедшую в голову мысль, а потом вдруг уронила голову на вскинутые руки и согнулась пополам, рыдая: она не смогла поддержать тепло, не смогла…
Тяжелые, неуверенные шаги и робкий стук капель, стекающих с мокрого зонта на паркет. Здравый Смысл замирает, увидев её, а потом, смущенно покряхтывая, обходит по широкой дуге и раскрывает зонт, ставит его на пол неподалёку от камина.
- Льёт-то как сегодня… - произносит он простуженным, хрипловатым голосом и, запрокинув голову, чешет шею: его шарф колется. – Хорошо, что у меня есть ключ. Не пришлось тебя отвлекать…
- Я не плачу, - возражает она, вскидывая голову и глядя куда-то в стену, далеко набок от гостя, и шмыгает носом.
- Правда? – безо всякого удивления произносит Здравый Смысл, делая вид, что слишком близорук, чтобы заметить влажный блеск её глаз и мокрое от слёз лицо. – А я бы поплакал… Обоснование был мне как брат…
Она не отвечает, и Здравый Смысл, шамкая губами, берёт из-за решётки полено и кидает в камин. Огонь не занимается, и он долго, нервно ворошит угли, а потом суетливо выгребает из-за решётки щепки и растопочную бумагу.
- Обоснуй справлялся с этим быстрее, - замечает Логика, стирая самыми кончиками пальцев солёную влагу с лица.
Здравый Смысл замирает, глядя пристыжено, а потом вдруг улыбается мягко и чуть виновато:
- Мне давно надо было прийти.